заявка для Терры по принцам

[niiraell]

Заявка была простая: Рен/Масато, NC-17, ключевые слова "У тебя красивые пальцы". Уточнения, кто именно произнес эти слова, не было, поэтому уж кто сказал, тот сказал. Невычитано и без названия.
Вдохновлялась артом:
- Ты нарочно меня дразнишь? – ледяной тон Масато не предвещал ничего хорошего. Синие глаза, казалось, замораживали изнутри. Рен поежился – но никак этого не показал. Отступать перед Масато он не привык, да и вправду поддразнивал его нарочно. Просто ему жутко нравилось, как Хидзирикава злится, и его взгляд наливается этой сверкающей ледяной яростью.
- А что такое? – Рен усмехнулся прямо в лицо Масато, ощущая, как невольно сжимается горло и ползет предательский холодок между лопаток, но показать слабость...
- Играешь с огнем и ходишь по тонкой грани? – Масато досадливо дернул уголком губ. – Девчонку засмущал совсем, она ведь тебе нужна только как композитор, думаешь, я не вижу, как ты на нее смотришь? Расчетливо, словно деньги считаешь. Но она-то думает иначе!
- Масато, - Дзингудзи поправил прядь волос, откровенно рисуясь, глянув на себя полуобнаженного, в зеркало, - уж не подкатываешь ли ты к ней сам? Или ты… ревнуешь?
- Придурок! – фыркнул Хидзирикава. – Ты ее пугаешь, разве не видно?
- С каких пор тебя заботят мои отношения с девушками? – Рен смотрел, как лицо соседа по комнате обретает каменное выражение, превращаясь в маску. Только глаза живые, а под правым - трогательная родинка…
- Не твои, идиот, - похоже, Масато разозлен не на шутку, слова цедит, и кулаки сжимаются… - Ты о ее чувствах подумал, павлин недоделанный?
- О, прости, совсем забыл ее спросить, - насмешливо отозвался Дзингудзи, смело глядя в глаза разозленного Масато, и шагнул ближе. – Я в курсе, что она совсем еще девчонка, и вовсе не собирался кружить ей голову, если ты об этом. Да она и сама так забавно шарахается от меня, что мне доставляет удовольствие дразнить ее.
- Вот как? – Масато иронично изогнуть правую бровь – как ему это удавалось, Дзингудзи не знал, у него самого такие штуки никогда не получались. – В этом ты весь. Для тебя все забавно: чужие судьбы, чувства, даже музыка. Ты хоть когда-нибудь бываешь серьезным?
- Конечно, - с готовностью кивнул Рен, склонив голову к плечу, так, чтобы прядь волос скользнула набок. – Например, сейчас я более чем серьезен.
- Что-то незаметно, - ядовито заметил Хидзирикава, сердито одергивая на себе юката. – Лучше бы делом занялся!
- Займусь, - усмехнулся Дзингудзи, - пойду сейчас к козочке, попрошу у нее песню мне написать… А заодно проверю, не появился ли у нее кто.
- Нарываешься, - сузил глаза Масато.
- Хидзирикава, - задушевно произнес Рен, делая еще шаг к Масато, и почти коснулся губами его уха, понизив голос до шепота: - Если она тебе нравится, так и скажи, я уступлю… Тем более, она вовсе не в моем вкусе, слишком серая мышка, хоть и безумно талантливая.
- Так какого ты к ней пристаешь?! – взвился Масато, отшатываясь от Рена.
- Из интереса, - пожал плечами Рен. – Я хочу узнать, как далеко я смогу зайти…
И дернулся от удара в лицо.
- Придурок! – зашипел Масато рассерженной змеей, сжимая кулаки и готовый ударить еще.
- Это ты придурок, - Рен с удивлением смотрел на парня, стоящего перед ним, прижимая к скуле руку. – По лицу бить – это низко!
- Низко – это то, что ты собрался сделать с наивной девочкой! – процедил Масато, даже побледнев от ярости.
- Тебе-то что? – Дзингудзи ушел от следующего удара, однако под ногу подвернулся брошенный им же плеер, и он с размаху грянулся на пол, неловко взмахнув руками, попытавшись ухватиться за что-нибудь. Но хвататься было не за что, кроме Хидзирикавы, и Рен грохнулся, увлекая за собой Масато.
- Уййй, - Дзингудзи треснулся затылком так, что из глаз посыпались искры, да еще оказался придавленным сверху жилистым и жестким Масато. На секунду перехватило дыхание, и вдруг Рен понял, что юката на Хидзирикава распахнулось. И понял, что кожей к коже – это приятно. Так приятно, что хочется продлить это ощущение еще на некоторое время. И ощущать стук чужого сердца – тоже. Поэтому, когда Масато попытался подняться, Рен машинально дернул его на себя, прижимая, как было.
Хидзирикава рванулся еще сильнее, прошипев что-то крайне нелицеприятное, и замахнулся снова, целя в лицо. Рен сориентировался моментально: перехватил руку и перевернул Масато на спину, прижимая его руки в полу.
- Ну чего дерешься, придурок? – насмешливо спросил он у Хидзирикавы, понизив голос, сидя на нем верхом. – Разве не понял, что я нарочно тебя дразнил?
- Слезь с меня, идиот! – вызверился Масато, безуспешно пытаясь освободиться. – Ты что задумал, авантюрист?
- Во-первых, я давно хочу сказать, что ты или слепой, или идиот, - заметил Рен, наклоняясь ближе. – Мы живем в одной комнате, неужели ты не понял? Мне не нужна Харука. Мне нужен ты.
- Что? – Масато моментально собрался, даже перестав извиваться. Напрягся перетянутой струной, нахмурив тонкие брови, и сверля Дзингудзи непонятным взглядом.
- Во-вторых, я специально тебя дразнил, чтобы ты разозлился. Мне нравится, когда ты злишься, - Рен скользнул губами по упрямо сжатым губам, пьянея от шелковой гладкости и запаха – свежего и вольного, как морской бриз. И подумал, что Масато всегда не хватало свободы.
- Прекрати, - презрительно скривил губы Масато. – И слезь с меня.
- Почему? – Дзингудзи почувствовал кое-что, когда удобнее устраивался на бедрах Хидзирикавы. – Я еще не закончил. Долго ты будешь держать себя в клетке? Я же чувствую, что тебе нужна свобода. Что ты хочешь быть таким же, как я, делать то, что тебе хочется. А тебе хочется, не думай, что я не ощущаю…
- Слезь с меня! – в глазах Масато уже горело бешенство, такое редкое при его спокойном и вытренированном характере, но Рен и не подумал этого делать. Он склонился, воспользовавшись тем, что Масато открыл рот и впился, глубоко целуя давно желанного Хидзирикаву.
Масато дернулся под ним, пытаясь выгнуться и скинуть Дзингудзи, однако только усугубил свое положение, отчего в лицо бросилась краска.
- Знаешь, ты такой милый, когда краснеешь, - усмехнулся Рен, скользнув поцелуями по щеке, и обводя языком родинку – ему так давно хотелось это сделать. – Только не говори, что тебе не нравится. Очень даже нравится, иначе бы ты не был так возбужден.
- Я тебя убью, - пообещал Хидзирикава, обманчиво расслабляясь под тяжелым Реном. – Чего ты хочешь?
- Вот ты как заговорил, - почему-то горько усмехнулся Дзингудзи, и выражение его ангельски-невинных голубых глаз стало по-настоящему серьезным – такого Масато не видел давно. – Зачем ты врешь себе? А заодно и мне? Тебя не тянет ко мне? Не у тебя сейчас стояк? А ведь я всего лишь разозлил тебя и поцеловал. Если бы ты ко мне ничего не испытывал, ничего этого не было бы.
- Я привык, что ты никогда не бываешь серьезным, - с каменным выражением лица произнес Масато. – Даже сейчас ты играешь.
- Ты в этом так уверен? – уголки красивого рта Рена скорбно опустились, и он разжал хватку. Поднялся, освобождая Масато, отошел к окну, уткнулся лбом в стекло, чтобы хоть немного остудить горячую голову. Слова слетали с губ легко, словно он давно репетировал то, что собирался сказать. – Я тебя люблю, и это серьезно. Люблю давно, почти с тех пор, как познакомился с тобой. Теперь можешь ненавидеть меня, просить ректора, чтобы поселил тебя в другой комнате. Я против не буду, делай, что хочешь. В конце-концов, ты вольный человек, и свободен распоряжаться собой так, как подсказывает тебе твое сердце. Если ты ненавидишь меня – уходи.
- Дурак, - Масато поднялся, одернул и поправил на себе юката. И ощутил себя идиотом. Да, Рен только что разъяснил ему, какой он идиот, ведь столько времени не замечал, что все их пикировки – всего лишь попытка обратить на себя внимание. Не было никакого соперничества. Было совсем другое, чего Хидзирикава ни за что не хотел бы лишиться. Он вел себя холодно с Дзингудзи только потому, что не знал, как тот отреагирует, если признаться, что испытывает к нему нечто большее, чем просто дружба. И что в итоге?
- Да, я дурак, что влюбился в тебя, - кивнул Рен, не оборачиваясь. – Прости, что сказал тебе все это. Забудь. Просто забудь.
Масато подошел к нему, обняв за талию, и ощущая, как тугая пружина, всегда скрученная где-то в груди, и не отпускавшая его на волю, исчезает без следа. Тепло Рена, стук его сердца, запах мяты – все это было таким… правильным, что Хидзирикава уже не мог сдерживаться.
- Я не уйду, - твердо произнес он в закаменевшую спину Дзингудзи, скользя руками по его обнаженной груди, теплой и гладкой. - Даже не надейся.
Рен дрогнул только от поцелуя между лопаток. Он обернулся, неверяще уставившись на серьёзного Хидзирикаву, с минуту молчал, и лишь потом осмелился схватить в объятия и прижать к себе так крепко, словно боялся, что Масато сейчас сбежит. Но тот поднял руки, убрал с лица Рена прядь волос, и сам потянулся за поцелуем.
Целоваться с Реном оказалось сладко, захватывающе, словно катаешься на американских горках. Сердце взмывало куда-то в горло, а потом камнем падало вниз, перехватывая дыхание, заставляя теряться в пространстве. За окном уже светила луна, подсвечивая их с одной стороны, бросая черную длинную слитную тень на паркетный пол. В тишине комнаты слышалось только тяжелое дыхание обоих, да короткие стоны, изредка издаваемые обоими. Юката Масато давно валялось на полу, штаны Рена расстегнуты и спущены до колен. Дзингудзи переступил, чтобы снять их совсем и увлек Масато на свою кровать – она была ближе, и сейчас на нее падал свет луны, подсвечивая красивое тело Хидзирикавы странным серебристым светом, делая его почти нереальным, отчего крышу сносило напрочь. Он весь – как мечта, нереальный и доступный, лежал сейчас под ним и выгибался от его откровенных и смелых ласк. Кожа Масато стала влажной, горячей, и Рен все чаще пробовал ее на вкус, оставляя алые метки на аристократически-белом теле, невольно сравнивая его с белым шоколадом. Жар дикого давно сдерживаемого желания тек между ними, став почти материальным и осязаемым, заставляя приглушенно стонать, закусывая губы, и снова безумно целоваться. Рен наклонился, целуя горло, ощущая, как в губы щекоткой толкается пульс вен, и понял, что никогда никого так не хотел, как Масато. До бешенства, до цветных кругов перед глазами, и чтобы навсегда принадлежал только ему.
Масато, полуприкрыв глаза веками с длиннющими ресницами, протянул руки к Рену, запуская тонкие пальцы в густую шевелюру и подтягивая к себе. Целоваться до одури, до распухших губ, до боли, до крови – такое было с ними впервые. Ощущать чужие нежные и осторожные ладони, разжигающие в нем огонь, даже там, где бывали только свои руки, было невыносимо хорошо. Он и не знал, что его тело может так ярко отзываться на откровенные ласки Рена, и мимолетно подумал, что слишком долго ждал.
Распахнул глаза, схватив Рена за запястье одной руки, поднес к губам. Дзингудзи подумал, что тот начнет целовать пальцы, но тот незнакомо глянул на Рена и хриплым низким сексуальным до одури голосом произнес:
- У тебя такие красивые пальцы… - и лизнул их от ногтей до запястья, скользнув губами по внутренней стороне ладони, там, где кожа была тоньше всего.
- Ты… - задохнулся от нахлынувших новых ощущений Дзингудзи. Такого не проделывал с ним никто.
- Хочу… тебя… - выдохнул Масато ему уже в губы.
Рен скользнул рукой под подушку, вытаскивая маленький прозрачный тюбик с прозрачным же гелем, наскоро скрутил крышку, и выдавил немного на ладонь. Масато вздрогнул от прикосновения прохладных пальцев к промежности, но позволяя Рену делать все, как надо. И уже через некоторое время коротко вздрагивать и постанывать, кусая губы, стараясь не столь откровенно показывать свое желание и не насаживаться уже самому на его пальцы.
Дзингудзи не знал, получится ли у него, все-таки он впервые занимался сексом с парнем, но разочаровывать Масато не хотелось.
Хидзирикава оказался очень отзывчивым и чувствительным. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы привыкнуть к присутствию Рена в себе, к его осторожным движениям, и уже вскоре он хрипло стонал, отдаваясь полностью, без остатка. В сексе он был таким же искренним, как и на сцене, отдавая всего себя. Никогда не знавший настоящего наслаждения тела, Масато полностью отдавался в умелые руки Рена, подставляясь под горячие влажные ладони и жалящие огненные поцелуи.
Дзингудзи смотрел на распластанного под ним парня и понимал, что его безумная мечта, наконец, сбылась – сколько раз он грезил именно об этом? Какой же Масато, все-таки красивый… Зрачки синих глаз теперь почти черные от страсти, но сейчас – если в них смотреть, то не увидишь своего отражения. Волосы, обычно уложенные в идеальном порядке, разметались по подушке, на щеках трогательный румянец, и родинка эта, чтоб ее… И весь Масато – обхвативший его за талию стройными ногами, сладко стонущий, то сжимающий его руки, то мягко прикасающийся, то снова откидывающийся на спину, выгибаясь, как какая-то безумная фантазия, по чьей-то прихоти ставшая реальностью. И Рен наслаждался ей, пил уже не сдерживаемые откровенные стоны Масато, даже иногда задерживая дыхание, чтобы запомнить навсегда этот момент, когда Хидзирикава слабо вскрикивая, почти трепещет в его руках, от накатывающего наслаждения.
Рен уже больше не сдерживался, отпуская себя, наваливаясь на точеное тело, почти в унисон выдыхая полустоны-полувскрики, задыхаясь от невозможного удовольствия, поднимающегося от паха по всему телу, прокатывающего острой волной, вымывая все мысли.
Невозможное наслаждение на несколько минут выбило из этого мира, оглушило, ослепило, лишая возможности дышать. Тело после оргазма почти не ощущалось, как будто став легче воздуха, но Рен чувствовал тяжело дышащего Масато под собой, тепло его тела, и это вернуло его на землю. Дзингудзи сполз на простынь рядом с еще приходящим в себя Хидзирикавой, уткнулся ему в ухо носом, провел пальцами по губам.
- Охренеть… - произнес Масато хрипло, все еще пытаясь отдышаться. – Я и не знал, что это так…
- Я рад, что у меня все получилось… - выдохнул Рен. – Я же тоже в первый раз…
Масато улыбнулся, устало закрывая глаза.
- Кстати, - строго произнес Рен, проводя пальцем по его щеке, обводя родинку под глазом, - ты так и не сказал, любишь ли ты меня.
Масато откровенно фыркнул:
- И это после того, что между нами произошло? И у тебя все еще есть сомнения?
Рен даже приподнялся, укоризненно глядя на любовника, хмуря брови.
- Хорошо, - сыто потянулся Масато, и притянул Рена к себе за шею поближе, чтобы поцеловать. – Я люблю тебя, Рен.